Желание написать эту статью появилось в начале 2016 года. Начиная с августа 2015-го, когда мне впервые стали известны обстоятельства гибели брата родного деда, бывшего подпоручика Российской и Колчаковской армий Сергея Александровича Розова, в мирное время – мастера по оптике, делавшего очки в ульяновской аптеке № 43.Прапорщик Ф.Ф. Мейбом.

До этого всё было просто семейным мифом: я знал об этом от отца, давно уже ушедшего из жизни, а тот – от своего отца, моего деда – Михаила Александровича. Был-де родной брат у деда – Сергей. В небольших офицерских чинах – прапорщик или поручик, служил в Белой армии. Попал под репрессии и сгинул в 1930-е годы в мордовских потьминских лагерях... Приходила к родне какая-то женщина-мордовка, сказала, что она – жена Сергея Розова, но её никто не знал и её не приняли. Куда она делась, никто не знает. Вот и всё.

Но неожиданно для меня самого информация, открытая в Книге памяти жертв политических репрессий и потом в материалах следственного дела НКВД 1937 года, ожила и стала существовать собственной жизнью, обрастая подробностями, соединяясь, как звенья в цепи, с биографиями других, очень интересных людей, о которых я расскажу позже, и всё это выявилось за несколько месяцев 2015 и 2016 годов!

Что я знал о семье деда? Почти ничего. Дед – Михаил Александрович (1889 г.р.), был старшим из детей – двух братьев и двух сестёр. Рос сильным, видным парнем, был смелым и часто защищал от соседских мальчишек младшего – Сергея (1893 г.р.), о котором, собственно, и пойдёт речь. Тот был забиякой, и часто бежал под защиту брата после каких-нибудь своих каверз. Михаил 30 сентября 1911 года окончил в столице «Санкт-Петербургские железнодорожные курсы, состоящие в ведении Императорского русского технического общества», как гласил его аттестат (железная дорога тогда сильно манила молодёжь), проработал на ней в Симбирске-Ульяновске всю жизнь товарным кассиром, даже шёл на орден, но получил медаль «За доблестный труд» за работу в годы Отечественной войны.

Сёстры – Антонина и Мария – уехали в Грозный, стали уважаемыми врачами, замуж не вышли.

Младший Сергей остался в Симбирской мужской гимназии в 5 классе на второй год по математике и немецкому, стал служащим, а затем военным – началась Первая мировая война. Находясь на фронте с 1914-го по 1918 год, дослужился в действующей армии до чина подпоручика. А вот потом началась Октябрьская революция, и страна закорчилась от внутренних катаклизмов. Появились большевики и эсеры, монархисты и анархисты, белые и красные. Сергей, к тому времени демобилизовавшийся из армии, вернулся домой в Симбирск.

Вот что он рассказал на допросе 20 декабря 1937 года:

«В августе месяце 1918 года в г. Симбирске был мобилизован ...и направлен в Симбирский офицерский батальон рядовым, участвовал в боях против Красной армии в районе ст. Охотничья. После сдачи гор. Симбирска Красной армии отступил в Заволжье и дальше продолжал отступать до гор. Бугульмы в составе этого батальона. По прибытии в гор. Бугульму был направлен в гор. Барнаул, для формирования, где был назначен в 49-й Сибирский полк в чине подпоручика взводным командиром...».

Прерываюсь. Я, четверть века занимаясь хроникой Гражданской войны на Восточном фронте, с изумлением узнал, что брат деда служил в 49-м Сибирском полку под командованием капитана (затем полковника) Фёдора Мейбома, в составе 13-й Сибирской дивизии. Того самого Мейбома, о котором я сам несколько лет назад написал статью «Симбирская любовь полковника Мейбома»! Примечательно то, что сформированная в Сибири 13-я дивизия пополнялась многими волжанами-офицерами – самарцами и симбирянами, не попавшими в свои части 1-го Волжского армейского корпуса В.О. Каппеля из-за ранений и по прямому приказу командования пополнять её волжанами, выздоравливающими после болезни или ранений.

Продолжаю рассказ Сергея Розова по материалам следственного дела:

«В феврале месяце 1919 года вместе с частью из гор. Барнаула был направлен в гор. Ново-Николаевск (сейчас Новосибирск. – О.Р.), а потом выбыл на фронт под гор. Челябинск, где принимал участие в боевых операциях против Красной армии...».

Надо пояснить: брошенная под Челябинск 13-я Сибирская дивизия, как и 11-я и 12-я – были последними резервами армии адмирала Колчака. Командование дивизии считало её гвардейской и надеялось, что принимать участие в боях ей не придётся. Но командующий Западной армией генерал К.В. Сахаров думал иначе. Необученные, необстрелянные и недовооружённые 11-я, 12-я и 13-я Сибирские дивизии должны были сыграть роль пушечного мяса в разработанной Сахаровым и начальником штаба Верховного Главнокомандующего генералом Д.А. Лебедевым операции по окружению и разгрому 5-й Красной армии под Челябинском. По этому плану Челябинск сознательно оставлялся белыми, в него входила 5-я КА, попадая в «мешок», и её с флангов окружали и зажимали в «клещи» свежие резервные дивизии. Этакая «битва при Каннах», по-своему метко названная военным министром Колчака бароном Алексеем Будбергом «Мамаевым побоищем», в котором с обеих сторон сошлось 80 000 человек. Обозначенные дивизии, брошенные в бойню в азарте полководческого зуда Сахарова и Лебедева, развалились, не выдержали испытаний настоящими боями, за исключением как раз 49-го Сибирского полка! Обученный капитаном Мейбомом, тогда командиром батальона, полк сумел выстоять, попав в трудную ситуацию, и пробился, присоединив к себе остатки других полков 13-й Сибирской дивизии, за что Мейбом был назначен командиром этого соединения.

Судьба этого волжанина-самарца, кадрового офицера, имевшего много боевых наград в Первую мировую войну, оставившего после себя интереснейшие мемуары и скончавшегося в Лас-Вегасе в 1978 году, поистине была достойна романа большого писателя! После неудачи с «Каннами», в которых непродуманная операция затянулась и в окружение могла попасть уже сама Западная армия, Колчак отдал приказ отводить её на восток. Остатки 13-й дивизии, которую стал представлять фактически один 49-й полк, отошли к городу Кургану. Об этом времени позже полковник Ф.Ф. Мейбом написал так:

«Под Курганом во встречном бою наш полк разбил 318-ю советскую дивизию (ошибка, очевидно, 318 полк. – О.Р.), забрав в плен около 600 человек, 5 орудий с полной упряжкой, полевой санитарный отряд с двумя докторами и 7-ю сёстрами милосердия. За этот бой (командир дивизии. – О.Р.) генерал Зощенко представил меня к Георгиевскому кресту, но получить его я не смог, так как началось полное отступление нашей армии. С 49-м Сибирским стрелковым полком я прошёл все бои, включая «Ледяной» Сибирский поход. Состав полка таял и от тысячного состава оставалась третья часть».

Бой под Курганом, который описал Мейбом, оказался для взводного командира его полка, подпоручика С.А. Розова, самым последним. Он также, в свою очередь, в своих «мемуарах» – следственном деле – об этом бое вспоминал:

«...После отступал до города Кургана, где и был ранен, меня вскоре эвакуировали на лечение в гор. Иркутск, где находился в госпитале до декабря 1919 г., по приходу Красной армии в гор. Иркутск я был пленён и оставался на лечении до апреля месяца 1920 г...».

В госпитале Иркутска он пережил и смену власти – поначалу в январе 1920 года эсеровский Политцентр захватил ненадолго власть в городе (к сведению: при адмирале А.В. Колчаке губернатором Иркутской губернии был популярный и либеральный деятель П.Д. Яковлев, бывший эсер и политический ссыльный). К Политцентру в его Народно-революционную армию перешли многие распропагандированные эсерами части разгромленных колчаковских армий. Атаман Забайкальского казачьего войска Г.М. Семёнов, которому Колчак передал управление Восточной окраиной России, отправил военную экспедицию под командованием генерала Л. Скипетрова, чтобы освободить захваченного Колчака и разгромить Политцентр. Но она окончилась неудачей. Затем пришли войска 5-й Красной армии, поглотившей и распустившей все эсеровские военные образования. Прямо из госпиталя Сергея Розова, как колчаковского офицера, отправляют сначала в концлагерь г. Челябинска, потом – г. Миасса.

Содержание в тех лагерях отличалось скудным питанием, отсутствием медицинского обслуживания и тяжёлым физическим трудом. Но если за заключённого ходатайствовали родственники, то его могли перевести в лагерь «по месту жительства». Сергей действительно сообщал: «по ходатайству родителей в сентябре 1920 г. переведён в Симбирской концлагерь».

Этот концлагерь размещался на территории Спасского женского монастыря, где ныне находится ЦНК «Губернаторский».

Через какое-то время он был выпущен, устроился на службу, женился. С женой – Любовью Николаевной (1898 г.р.) они завели троих детей: сына Анатолия (1926 г.р.) и двух дочерей - Тамару (1924 г.р.) и Любовь (1922 г.р.). Они проживали на ул. Радищева, 57. Если нумерация домов с 1937 года не менялась, то этот дом до сих пор стоит и служит бытовкой рабочим, возводящим высотное здание недалеко от «Энтерры», на месте, где когда-то, по воспоминаниям деда, находился огромный сад, и Сергей в нём, будучи ребёнком, однажды потерялся.

В 1931 году его вновь арестовали органы ОГПУ вместе с рядом бывших белогвардейцев – возможно, это было сделано, как и по всей стране, по известному сфабрикованному делу «Весна», когда за службу в Белой армии арестовывались тысячи бывших офицеров и генералов. (В частности, был расстрелян в 1931 году даже бывший командующий Восточным фронтом красных и победитель Колчака, бывший царский генерал Владимир Ольдерогге.)

Сергей был осуждён по статьям 58-10 и 58-11 «за антисоветскую агитацию и за участие в офицерской организации по подготовке вооружённого восстания против советской власти», как было сказано в следственном деле. Он сидел в ульяновской тюрьме, а потом был отправлен в Свирские лагеря (очевидно, строил Беломорканал). Вместе с ним «по делу контрреволюционнной офицерской организации, существовавшей в г. Симбирске в 1931 году» под руководством неких Пыла и Соломахи, были осуждены 9 симбирян-офицеров.

Все они, отбыв срок заключения, благополучно вернулись в Ульяновск и устроились на работу. Сам С.А. Розов стал мастером по оптике при городской аптеке № 43, где делал линзы для очков.

В 1937 году борьба с «врагами народа», как назвал их Сталин, вспыхнула с новой силой. Приказом наркома НКВД Н.И. Ежова за № 00447 от 30 июля 1937 года «об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и бывших антисоветских элементов» по Куйбышевской области, куда входил Ульяновский район, планом предполагалось разоблачить и расстрелять не менее 1000 «врагов народа». На Ульяновск также был спущен план – расстрелять не менее 100 человек, но взятыми повышенными обязательствами «врагов» разоблачено было почти в три раза больше. К концу 1937 года в Ульяновске было расстреляно 347 человек (вместо планируемых 100), в том числе только в декабре – 217. Рвение Н.И. Ежова до определённого момента воспринималось вождём благосклонно, но в 1938 году пришла и его очередь встать к стенке, как до этого встал к ней Генрих Ягода, предшественник Ежова.

Так, Сергея Розова и многих других арестовали 16 декабря 1937 года, допросили 20-го, на расстрел осудили 30 декабря. Предновогодняя дата была выбрана для того, чтобы можно было успеть отрапортовать областному начальству о выполнении задания.

На допросе Сергей Розов перечислил, с кем из вновь осуждённых он был знаком по тюрьме 1931 года – это были все уже названные выше симбиряне, а также назвал 16 бывших царских и белых офицеров-симбирян, которых лично он знал или с кем служил у белых. Среди них был Александр Эммануилович Кривчиков. О нём, в отличие от других, Сергей рассказал подробнее: «В чине капитана служил в армии Колчака. При отступлении из Симбирска командовал ротой или полком...». Тогда я подумал: зачем уж так подробно о своём брате-офицере рассказывать такое – «командовал полком»? Это же прямая подсказка органам НКВД – да вот он, «враг народа»! Но, как затем оказалось, всё было не так просто. Ответ предоставил Интернет: я проверил сведения обо всех офицерах, прошедших по этому делу (всего мне удалось выяснить фамилии 43-х бывших колчаковцев). Ни о ком из них информации найти не удалось, кроме довольно подробной, с обилием фотографий – об Александре Эммануиловиче Кривчикове, также расстрелянном по этому делу. Его судьба оказалась удивительной: симферополец по рождению, Александр Кривчиков в 1902 году поступил и в 1907 году окончил Симбирский кадетский корпус, затем Павловское военное училище в 1910 году. Участвовал в Первой мировой войне в составе 212-го пехотного Романовского полка 53-й пехотной дивизии Западного фронта. Сам А.И. Кривчиков воевал геройски, дважды ранен. Награждён почётнейшим «орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом. После Октябрьской революции служил под командованием Главнокомандующего армиями Восточного фронта Русской армии Генерального штаба генерал-лейтенанта В.О. Каппеля. Командовал 3-м пластунским батальоном 3-го пластунского Оренбургского казачьего полка. C ноября 1919 года командовал 1-м Симбирским полком».

Под Красноярском Александр был ранен, без сознания взят в плен и находился два месяца в концлагере. Мобилизован советской властью и назначен на должность помощника комполка 5-й дивизии имени 3-го Интернационала. В 1920 году назначен на должность командира 1-го полка Западно-Сибирской добровольческой бригады Южного фронта. За боевые действия в Западной Сибири (это было подавление антибольшевистского крестьянского восстания, вызванного продразвёрсткой. – О.Р.) награждён орденом Красного Знамени. После Гражданской войны работал военруком в пединституте Ульяновска. Арестован 17 декабря 1937 года. Был одним из 100 фигурантов, осуждённых и расстрелянных по решению заседания особой тройки УНКВД по Куйбышевской области. На допросе признал себя виновным в соучастии совместно с остальными арестованными в контрреволюционной организации с целью свержения советской власти. Обвинён в преступлениях, предусмотренных ст. 58-2, 58-6 ч. 1, 58-7, 58-9 и 58-11. Расстрелян он был 18 января 1938 года, реабилитирован – 8 мая 1956 года.

Последним вопросом следователя Розову был такой: «Следствием установлено, что Вы, Розов С.А., являетесь членом контрреволюционной белогвардейской повстанческой вооружённой организации. Следствие предлагает Вам дать откровенные показания по существу этого вопроса». На это Сергей ответил: «Виновным, что я состою членом контрреволюционной белогвардейской повстанческой организации себя не признаю». 30 декабря всем был вынесен расстрельный приговор, и он был приведён в исполнение. Полная реабилитация «дважды незаконно репрессированного», как сказано в Книге памяти жертв политических репрессий, Розова С.А. состоялась в апреле 1989 года.

Теперь о том, почему я решил написать эту статью. В августе 2015 года, когда я в кафе перечитывал материалы следственного дела Сергея Розова, случайно познакомился с уже немолодым человеком Юрием Александровичем Крючковым. Мы разговорились. Оказалось, у его жены в 1937 году был репрессирован отец – офицер Дмитрий Василькович Миртов. Я посмотрел свой листок, куда записал фамилии 43-х человек, осуждённых по делу С. Розова и А. Кривчикова, и нашёл среди них прапорщика Д.В. Миртова! А недавно я получил электронной почтой письмо из Лондона от внучки первого директора краеведческого музея Ульяновска Павла Яковлевича Гречкина, бывшего офицера-воспитателя Симбирского кадетского корпуса, расстрелянного в том же декабре 1937 года. Она интересовалась, нет ли у меня подробных сведений о судьбе её деда, но у меня пока этой информации нет.

Необходимо, чтобы вот из этой «лагерной пыли», которая только и осталась от бесчисленного множества безвинно осуждённых людей, навсегда сохранилась память о наших предках. Восстановилась бы связь времён, и вновь на нас взглянули наши родственники, живые люди, от которых не осталось ни фотографий, ни документов – ведь в 1937– 1938-х годах и позднее от них избавлялись, так как хранить их было опасно. Нужно, чтобы о страшных событиях тех лет люди помнили просто для того, чтобы они больше никогда не повторились.

Олег Розов

«Мономах», №2(92), 2016 г.